Курс валют:
USD 92.2628   EUR 99.7057 
Официальный сайт Момент Истины
о редакции

«Путин был первый чиновник, который не брал взяток»

Дата публикации: 28.03.2013
Редактор: Островский Николай
«Путин был первый чиновник, который не брал взяток»
Полная расшифровка интервью Маши Гессен с Борисом Березовским о «смутном времени» и российском президенте
Борис Березовский


Борис Березовский мог бы, наверное, остаться в истории одним из олигархов 90-х – бывшим ученым, перехитрившим российский автопром и не только, построившим Дом приемов ЛогоВАЗа (и навсегда перекрывшим в связи с этим движение по одной из улиц в центре Москвы), пережившим по крайней мере одно покушение и, наконец, сыгравшим важную роль в выборах Бориса Ельцина в 1996 году.

Это интервью Березовский дал мне весной 2008 года. Интервью было нужно мне для книги, так что публиковались из него лишь небольшие отрывки. Целиком же оно кажется мне ценным потому, что содержит всю легенду Березовского о его роли в создании нынешнего российского режима. Легенда эта, как можно видеть из нашей беседы, содержит ряд внутренних противоречий. Она также оспаривается некоторыми из участников описываемых эпизодов, например Татьяной Дьяченко. Тем не менее именно эту историю Березовский рассказывал себе и другим. Именно в соответствии с этой легендой он выходил в Лондоне на пикет с плакатом «Я тебя породил, я тебя и уйму».Этой версии событий Березовский держался до конца жизни. И что самое удивительное – до конца, если он начинал рассказывать эту историю, он вовлекался в нее, и было видно: идея назначения Путина преемником Ельцина, как и идея создания безыдейного движения «Единство» и еще некоторые описанные ниже идеи по-прежнему казались ему совершенно гениальными. Просто исполнители их испортили.***М.Г.: Когда вы познакомились с Путиным?Б.Б.: Я познакомился с ним где-то в 90–91 году, это было в Питере. Меня познакомил с ним Петр Авен, который сейчас возглавляет «Альфа-Банк». И это все была поездка теперь уж каких-то совсем безвестных американских бизнесменов по России. И мы добрались до Питера. И вот там состоялось это знакомство. Было очень смешно. За два дня я познакомился с Собчаком, а Путин тогда был его замом. А Собчак с большим энтузиазмом относился ко всем иностранцам, которые тогда приезжали, рассчитывая на их инвестиции. И, постольку-поскольку, мы перед этим пошли на ланч и выпили там много вина, то я там два раза заснул во время его патетических речей о молодой советской… о молодой российской демократии.
М.Г.: Собчака патетических речей?Б.Б.: Да-да. И, как мне передал Петя, он просил, чтобы он со мной больше никогда не встречался, чтобы он больше не видел этого человека ужасного, который засыпает, когда он говорит о таких важных вещах. Ну и, собственно, там был Путин, и так мы и познакомились.Я не могу сказать, что наше знакомство перешло в какую-то такую очень близкую дружбу. Но эти отношения имели свое продолжение, развивались и в конечном счете переросли все-таки в дружбу. Не в такую, как с Бадри, например, у меня была, но отношения стали очень доверительными, и они развивались вначале достаточно стремительно. Вообще тогда все в России развивалось очень стремительно, в том числе и отношения между людьми. И мы тогда, ЛогоВАЗ я имею в виду, наша компания тоже стремительно росла. И нам нужен был плацдарм в Питере для развития того автомобильного бизнеса, который, собственно, только-только зарождался в России, когда от распределительной системы перешли к системе за деньги и уже покупали автомобили. Мы уже тогда построили отношения с «Мерседесом», с «Вольво», и в Москве уже стали строить станцию технического обслуживания, и нам нужен был Питер. Вот я обратился с этой просьбой к Путину, потому что это входило в прямые его обязанности, он был заместителем мэра, как вы помните, по внешним экономическим связям. И он с большим энтузиазмом откликнулся на это. Тогда же я познакомился с Сечиным, которого так и запомнил как человека, который все время ходил рядом с Путиным и носил папку. Одну!
М.Г.: Всегда одну и ту же?Б.Б.: Не знаю, всегда ли одну и ту же. И Путин действительно помог нам найти место там в Питере для строительства станции технического обслуживания «Мерседес». И вот что на меня произвело такое яркое впечатление, что тогда все абсолютно чиновники брали взятки. Более того, они как бы сами выставляли условия своей помощи.
Путин не сформулировал никаких условий и помогал. И когда я там со своей стороны проявил инициативу, что вот как отблагодарить вас, тебя, он категорически, то есть не «нет-нет, ничего не надо», а просто сказал: «Ну, наверное, можно построить по-другому отношения». И действительно, это был первый чиновник, который не брал взяток. Правда.
М.Г.: Вы думаете, что никогда не брал?Б.Б.: По крайней мере у меня. Но тогда на меня это произвело сильное впечатление. И отношения стали еще ближе. Я тогда часто ездил в Швейцарию кататься на лыжах, я как-то пригласил его, и он поехал со мной вместе, с моей женой Леной и с Сечиным.Но еще раз говорю, что отношения не перерастали в такую дружбу «взасос». Нормальные отношения, хорошие.
М.Г.: Что это значит? Какие у вас были темы для разговоров?Б.Б.: Ну, просто мы обменивались информацией о том, что происходит в России, о том, как идут реформы, о бизнесе в Питере, о том, что происходит в Москве. Встречались достаточно часто: я приезжал в Питер (не только к нему), но среди прочего я к нему забегал. Я видел в его лице такого энтузиаста-единомышленника. Может быть, он не интересовался бизнесом как таковым, по крайней мере у меня было такое впечатление, но политику обсуждали. Ну, и потом были выборы в Питере, и Собчак проиграл
М.Г.: 96 год?Б.Б.: 96-й? По-моему, это пораньше было. 96-й – это уже были выборы Ельцина. Но не помню. Может, в тот же самый год. Собчак проиграл, и Путин получил предложение от Яковлева, который выиграл, и отказался. И он переехал в Москву в результате.
М.Г.: К Бородину (Павлу Бородину, тогда управляющему делами президента)?Б.Б.: К Бородину, да. Я абсолютно никакого участия в этом не принимал, хотя там были разные спекуляции. Когда он появился в Москве, конечно, мы с ним стали встречаться чаще, он стал приходить в Дом приемов ЛогоВАЗа. Уже стали как-то с днем рождения друг друга поздравлять, или выпьем вместе. И так все и развивалось, до тех пор пока однажды не зашла речь о… А, да, он уже продвинулся – от Бородина перешел в контрольно-ревизионное управление Администрации президента. И мы все продолжали встречаться, деловых отношений никаких не было, просто была взаимная симпатия. И когда встал вопрос уже о директоре ФСБ, это уже Валя Юмашев обсуждал со мной, но не только со мной обсуждал, а со многими людьми. Я сказал: «Путин же вот, по-моему, у нас служил в органах?» И Валя сказал: «Да, служил». Я говорю: «Послушай, мне кажется, подумай, все-таки товарищ наш…» Валя сказал: «Да что-то очень низкое звание у него». Я говорю: «Ты ж видишь, какая революция происходит, чего там, все перемешалось, да? Поэтому…»
М.Г.: Это 98 год?Б.Б.: Это 98-й. Даже обсуждение, по-моему, началось в 97-м еще, уже после того, как Ельцина избрали на второй срок, началась разная чехарда. И был разговор, но я сказал ему или, я не знаю, может, он (Юмашев. – М.Г.) до этого сам на эту тему уже думал. Потому что у них уже были свои собственные отношения. Но тем не менее уже через достаточно короткое время Валя сказал, что, в общем, идея хорошая, он к БээНу пойдет. И опять я не толкал его, не занимался его лоббированием в тот момент. И вот таким образом он стал директором ФСБ. И когда он стал директором ФСБ, у нас отношения с ним стали еще ближе, потому что у нас появился общий противник. Это Примаков Евгений, э-э-э, госссподи, уж забыл его отчество.
М.Г.: Максимович.Б.Б.: Евгений Максимович. Да. О, чуть не сказал: царствие ему небесное… Вот. Евгений Максимович Примаков. Он тогда стал премьер-министром. И объявил крестовый поход, собственно, на демократические реформы в России. И конечно, с одной стороны, он пытался избавиться от меня, я тогда был исполнительным секретарем СНГ. Внешняя политика России – я в ней принимал участие активное, особенно вот на этих ближних рубежах, которые уже тогда мне казались самыми принципиальными. И Примаков тоже это хорошо понимал. И у нас было несколько конфликтов с ним по поводу Абхазии, по поводу Чечни, но суть была, конечно, в конфликте между Грузией и Абхазией, который он тогда всячески пытался поддерживать, а я тогда еще не очень понимал всех тонкостей имперской политики. И, в общем, кое-что мне даже удалось сделать по урегулированию грузино-абхазского конфликта вместе с Шеварднадзе, вместе с тогдашним президентом Абхазии – забыл уже его фамилию(Владислав Ардзинба. – М.Г.) – и это очень Примакова раздражало. И вообще, его раздражало даже, я думаю, не столько это, сколько достаточная близость к Ельцину. А я принимал непосредственное участие в том, чтобы просить Евгения Максимовича стать премьер-министром. Постольку-поскольку ситуация тогда была очень тяжелая – у нас пересеклись два кризиса одновременно: экономический – дефолт – и политический. Практически был на носу импичмент Ельцину, и я действительно считал, что Примаков был той фигурой, которая могла вот в этот момент конкретный стабилизировать ситуацию. Что и произошло. Естественно, не я один лоббировал Примакова. Виктор Степанович(Черномырдин. – М.Г.) тоже поддержал это. Ну еще был ряд людей. И Борис Николаевич сам этого хотел. И вот Евгений Максимович стал премьер-министром и стал очень быстро разворачивать все вспять, стало это очевидно и Ельцину очень быстро. Примаков стал бороться, с одной стороны, за уменьшение влияния людей, близких к Ельцину, включая меня, а может быть, начиная с меня, а с другой стороны, очень хотел получить контроль над ФСБ. И поэтому он стал воевать против Путина. Путин, конечно, был не его. Ну понятно: старая гвардия – Примаков – и младое племя незнакомое.
Конечно, Путин не был лидером этих людей молодых, но он был ясным представителем уже другого поколения ФСБ, ориентированного больше на деньги, чем на идею. И на бизнес, так скажем.
И Евгений Максимович очень так мощно воевал против нас как первых своих оппонентов. И преуспел относительно меня в конечном счете: Ельцин подписал указ и отправил меня в отставку. А что касается Путина, то ему это не удалось.
Уже после того, как я ушел в отставку, у нас были с Путиным очень близкие отношения. Мы с ним встречались чуть ли не каждый день у него в кабинете. Были смешные в том числе истории, когда мы – он не доверял, что кабинет не прослушивался – мы переходили в сосе… ну, в дальнюю комнату, а из дальней комнаты уже в лифтовую шахту, такую огороженную. И однажды даже случилось так, что он закрыл дверь и мы не могли оттуда выйти, и он стучал там в перегородку, отделяющую эту лифтовую шахту от коридора.
М.Г.: Где это происходило?Б.Б.: На Лубянке. Все это происходило на Лубянке. В том самом знаменитом кабинете. Точнее, в лифтовой шахте около кабинета. Такие курьезные были истории. Но отношения стали действительно близкими, и, собственно, вот тогда мы с ним стали уже обсуждать, что будет дальше.Путин вел себя достаточно демонстративно в отношениях со мной. Я никогда не забуду: была премьера фильма Михалкова «Сибирский цирюльник» в Кремлевском дворце, как раз в разгар моей войны с Примаковым, и мы с Леной (гражданской женой Березовского. – М.Г.)входим в Кремлевский дворец перед началом фильма, и вот прямо, вы знаете, люди как волнами в стороны, в стороны, в стороны – просто мы идем по пустой какой-то территории…
М.Г.: Красное море какое-то…Б.Б.: Да! И вдруг один какой-то губернатор подходит ко мне (я уже, честно сказать, забыл кто), подходит ко мне и говорит: «Борис Абрамыч, здравствуйте! Видите, а вот я не боюсь!»Все это совсем упрочилось, когда у Лены был день рождения, это было 22 февраля 1999 года. И мы решили не приглашать особенно никого, потому что не хотели напрягать их отношения с Примаковым, но тем не менее сколько-то там друзей было. И я еще раз говорю, с Путиным у меня не было отношений близкой дружбы, мы никогда друг друга на дни рождения семейные не приглашали. Поздравляли друг друга с днем рождения, но это все. И вдруг моя охрана говорит: «Борис Абрамыч, через десять минут будет Владимир Владимирович Путин». Я говорю: «А че?». Он говорит: «Да вот хочет поздравить Лену с днем рождения». И я говорю: «О’кей», и он появился через десять минут с букетом цветов, поздравил Лену. И я говорю: «Володь, че тебе, зачем ты это делаешь-то? Проблем и так хватает. Ты просто как бы демонстрируешь, да?» Он говорит: «Да, я демонстрирую. Я демонстрирую». Я: «Ну, тогда заходи». И вот так эти отношения для меня подкреплялись конкретными действиями. Начиная с того, что он не взял взятку у меня. А такие вещи запоминаются. Что он не сдал Собчака. Что он переехал в Москву, в незнакомую среду. И как-то ровно все это, без надрыва внешнего. Без саморекламы. И эта история с Примаковым, которая укрепила мою уверенность в том, что он такой нормальный прямой, хоть и кагэбэшник, но человек. И при этом я хочу сказать, что я думаю, что главным препятствием к формированию совсем близких отношений было все-таки такое, ну… не было взаимного интереса к личности друг друга. Он меня не интересовал как личность, и я его, по-видимому, не интересовал как личность. Но вот так сложилось, что у нас были общие интересы и взаимопонимание. Но не было общности интересов, так скажем. Или общности культуры. «А ты читал это?» – «А ты читал это?» Вот этого не было ничего. Он без энтузиазма относился к политике. Но тем не менее вот эти вопросы – что делать дальше – мы начали обсуждать уже зимой 1999 года очень серьезно.
М.Г.: Конкретнее можете рассказать, что обсуждали?Б.Б.: Стали обсуждать, кто будет следующим президентом. Была чехарда эта, когда Ельцин отправил в отставку сначала Черномырдина, потом Кириенко, потом Кириенко оказался совсем слабеньким, потом Примаков – Примаков оказался совсем монстром, который хотел все разрушить, что было сделано за эти годы, а потом возник Степашин, тоже слабый, очень в этом смысле похожий на Кириенко. И вот потом… мы обсуждали. С одной стороны, я обсуждал с ним все это, с Путиным. А с другой стороны, обсуждал с Валей Юмашевым, ну и с Борисом Николаевичем. И при этом Путин сам очень скептически относился к этой идее, чтобы самому становиться президентом. Но тем не менее обсуждал.
М.Г.: Чья это была идея?Б.Б.: Я не думаю, что какого-то одного человека. Я ему сформулировал эту идею независимо ни от кого другого, еще до 99 года, но это же, по-моему, с ним еще обсуждал и Валя Юмашев, но тоже очень по касательной. Как бы независимо возникла у этой группы людей одна и та же идея. Именно в силу того, что он уже был отчасти своим. В том смысле, что он не пытался заигрывать одновременно и с Лужковым, и с коммунистами. Он был последовательным, не то чтобы членом команды, но по крайней мере точно проельцинским. В отличие от всех других. Степашин бегал и к коммунистам, и к Лужкову, хотел со всеми. И Кириенко то же самое. Я не говорю о Примакове, который сам в душе коммунист был. А Путин был как-то очень мягко последовательным, так скажем. И я с ним эту идею несколько раз обсуждал, но не относился к ней, безусловно, серьезно. Серьезно это произошло тогда, когда в июле уже, по-моему, в июле 99 года ко мне пришел Валя Юмашев и сказал: «Борь, попробуй поговорить с Путиным серьезно». И я говорю: «О’кей». И он говорит: «Ты понимаешь, он не в Москве». Я говорю: «Где он?». Он: «Отдыхает во Франции. В Биаррице, на севере Франции». Я говорю: «Нет вопросов!» Он говорит: «Ну, в общем, Борис Николаич хотел бы с ним пообщаться на эту тему. Поезжай к нему и поговори». Ну я буквально, по-моему, на следующий день сел в самолет и полетел в Биарриц.
Я созвонился с ним предварительно, сказал, что хочу приехать поговорить, есть серьезный разговор. Приехал, он там отдыхал с семьей, с женой, с двумя дочерьми – тогда маленькими еще девочками. В очень скромном , так скажем, кондоминиуме. Это был такой дом многоквартирный, дом тире гостиница многоквартирная. Кухня небольшая, спальня, по-моему, несколько спален. Скромно очень. И мы с ним провели целый день в этих разговорах. И в конечном счете он сказал: «Ну, давай попробуем. Только ты понимаешь, мне это Борис Николаич должен сказать». – «Володь, ну конечно, я просто приехал по его поручению, чтобы не было недоразумений, что он тебе бы стал что-то говорить, а ты ему бы сказал, что ты мне много раз говорил, что «я не хочу»». Он говорит: «Да, все, давай, никаких вопросов».Я приехал в Москву, рассказал это Юмашеву. И через некоторое время, я уж не помню, через сколько дней, Путин вернулся, и у них была встреча с Борисом Николаевичем.
У Бориса Николаевича о нем было такое сложное, по-моему, впечатление. По крайней мере одну фразу я помню. Борис Николаевич сказал: «Так вроде ничего, но уж очень маленький».
М.Г.: Что он под этим имел в виду?Б.Б.: Физически. Исключительно физически. Не говорил, что маленький – неумный или что-то такое, а такой, очень маленький. Борис Николаевич все в России по себе мерил. В то время ситуация была практически катастрофическая. Постольку-поскольку мы потеряли время, потеряли позиции политические. Вы помните, наверное, что это уже было ближе к августу, уже Примаков с Лужковым устраивали селекторные совещания по России. Уже около пятидесяти губернаторов подписались уже под этим «Отечеством» – блок, который они создали, «Отечество – вся Россия». Шаймиев (Минтимер Шаймиев, тогда президент Татарстана. – М.Г.) тоже туда. И я понимал абсолютно отчетливо, что идет борьба за губернаторов, что именно губернаторы на местах будут решать вопрос, за кого голосовать. Я стал ездить по России. Летать, точнее. По ключевым, как мне казалось, губернаторам. Их было человек десять. В их число входил и Лебедь, конечно, генерал, губернатор Красноярского края. И губернатор Свердловской области Россель, и губернатор Дальнего Востока Назаров (вероятно, имеется в виду Евгений Наздратенко, тогда губернатор Приморского края. – М.Г.), и губернатор Амурской, по-моему, области Ишаев (на самом деле Хабаровского края. – М.Г.). И губернатор Калининградской области, я забыл его фамилию. К Лужкову я не ходил, потому что у него своя была игра с Примаковым. И я понял, что, в общем, они без энтузиазма относятся к тому, чтобы пойти за Примакова, то есть, по существу, за Примаковым с Лужковым. Вообще, провинциалы недолюбливали Лужкова, его слишком большой политический вес по сравнению с ними. И не хотели возврата назад, который олицетворял, конечно, Примаков. И, мне казалось, ситуация такая – почти равновесие. При этом тех, которые уже подписались под «Отечество – вся Россия», было очень много уже. И тогда я предложил Борису Николаевичу идею, чтобы губернаторы, которые не подписались, обратились с призывом к объединению. Это был ключевой момент, который сейчас позабыли. Это был тот момент, когда неожиданно для всех Ельцин вдруг продемонстрировал волю и силу. То есть все считали: вот уже пятьдесят губернаторов – тогда было 89 регионов, 89 губернаторов – подписались уже под Лужковым, и все уже, все уже. Была полная растерянность. Были экстремистские предложения. И вдруг Борис Николаевич проснулся. Тогда я решил создать новый политический блок, и у меня была идея – правда, я об этом не говорил – идея назвать его «Мужики». Понимаете, все должно соответствовать времени, тогда «Мужики» звучало правильно. И в этот момент как раз Борис Николаевич принимает решение назначить Путина исполняющим обязанности председателя правительства.
М.Г.: Вы говорите, что обсуждали, что будет дальше, с Путиным, Юмашевым и Ельциным. И всё?Б.Б.: Что вы имеете в виду?
М.Г.: Неужели на тот момент круг был настолько узок?Б.Б.: Я не знаю, может быть, еще с кем-то обсуждал Валя Юмашев или Ельцин. Я ж не говорю, что я был единственный, кто принимал решение. Я говорю, что я вот с этим кругом обсуждал. Это ж совсем не исключает, что были еще и другие круги. Пересекающиеся, да, в том числе, например, на Путине.
М.Г.: Но у вас не было ощущения, что в этом участвует какое-то ощутимое количество народу?Б.Б.: У меня не было впечатления, что участвует большое количество народа.
М.Г.: На чем основывалось это ощущение?Б.Б.: Просто я ни с кем не сталкивался на эту тему. Никто не полемизировал со мной, кроме как Валя Юмашев, Борис Николаевич, Таня Дьяченко. Но я еще раз говорю, я ж не знаю, может, они в это же время встречались, там, я не знаю, может, с Николаевым (генерал Андрей Николаев, тогда депутат Госдумы. – М.Г.), который тоже, так сказать, промелькнул где-то. Аксененко (Николай Аксененко, бывший министр путей сообщения, тогда первый вице-премьер. – М.Г.) тоже обсуждался. Но только я не принимал никакого участия в этой дискуссии.
М.Г.: Итак, Ельцин назначает Путина премьером в августе 99-го.Б.Б.: Да, в августе. И я помню мы собрались у Волошина на даче, был Волошин, Путин, Таня Дьяченко, Валя Юмашев, Рома Абрамович, Сурков Слава и я. И я сказал, что у нас нет другого пути, кроме как создание нового политического блока. Ну и все без всякого исключения сказали, что это нереалистично. Путин вообще молчал. Волошин особенно возражал. И Рома Абрамович сказал: «Да, я тоже считаю, что нереалистично, но давайте спросим, что он просит» – что я прошу для этого. И я говорю: «Очень мало. Самое главное, – говорю, – одна вещь, что у Волошина – Саш, у тебя – должен Игорь Шабдурасулов стать первым замом» (Александр Волошин тогда возглавлял Администрацию президента, а Шабдурасулов работал у Березовского на Первом канале. – М.Г.). Ну, ему не понравилась эта идея.
М.Г.: А зачем вам это нужно было?Б.Б.: А за этим я говорю: «Саш, я до тебя не могу дозвониться, я! А как другие? Я знаю, что ты всегда не откликаешься, когда я тебе звоню, ты абсолютно не в состоянии рулить всем. Должен быть один человек, который этим занимается. И лучше Игоря я никого не вижу: он знает всех губернаторов, со всеми классные отношения. Он очень креативный, мобильный и так далее. Поэтому, я говорю, вот это вот первое условие. И второе условие, значит, весь ресурс, который есть, административный, бросается на работу с губернаторами. Мы должны перетянуть на свою сторону губернаторов. Вот Игорь этим будет заниматься. И так появился, кстати, Аксененко на горизонте тоже – у Абрамовича были с ним очень хорошие отношения, – и к Игорю подсоединили Аксененко. И поскольку Аксененко был железные дороги и тоже знал всех губернаторов, все их проблемы и так далее, и так далее. Я в это время попал в больницу. Я заболел желтухой, гепатитом Б, в очень тяжелой форме, у меня была температура под сорок чуть ли не неделю. Меня отвезли в военный госпиталь Вишневского. И вот в этом горячечном бреду я сформулировал все идеи, связанные с созданием этого предвыборного блока. Прежде всего не только название нового блока, но и его идеологию, точнее, отсутствие какой-либо идеологии как принцип.
М.Г.: Почему это принцип?Б.Б.: Потому что я считал, что идеологию нужно заменить лицами. И вот возникла идея: Родина-мать, отец и солдат. И вот мы нашли женщину – Родину-мать, которая потом оказалась аван… ну достаточно легкомысленной, так скажем.
М.Г.: Это кто?Б.Б.: Из Дагестана там одна. Потом нашли солдата – это у нас был боксер наш. Или борец? Здоровый парень-то на К (имеется в виду борец Александр Карелин. – М.Г.). И у нас появился Шойгу. Такой вот отец, спаситель. Ну, потом мать у нас отпала, и у нас появился Гурьянов (имеется в виду генерал Александр Гуров. – М.Г.). Такой чистый, чистый защитник людей. Очень хорошая, безупречная биография была, милицейская. Действительно уважаемый человек. Таким образом выстроилась тройка. Моя идеология состояла в том, что мы должны показать лица, которые понятны людям, которым верят. И вот это наша идеология и есть. А не эти тома, которые писала СПС. Или Лужков с Примаковым. Кто их читает? Осталось до выборов совсем ничего. А название – вот в горячечном бреду я стал думать: какие символы России? «Мужики» – ладно, уже проехали к тому времени. Нужно было что-то более серьезное, я подумал. Ну какие символы есть? Ну, береза, но как-то это нескромно. Ну, Волга-река. И потом я вдруг вспомнил медведя. Подумал: «Медведь – это классно, медведь – это красиво». И в ту же абсолютно минуту, не знаю каким образом, мне пришла в голову идея расшифровать слово «медведь». И получилось МЕДВЕДЬ: МЕ – межрегиональное, ДВ – движение, ЕД – единство. Ну мягкий знак пришлось за ненадобностью выбросить. И по паре букв было составлено название «Межрегиональное движение единство». Ну потом, уже позже, мы решили, что «Межрегиональное движение» можно убрать, вообще задвинуть. МедведЯ, медвЕдя оставить как образ. А название оставить одно – «Единство». И когда я выздоровел, мы встретились, у меня в клинике были совещания бесконечные. По существу администрация президента в это время переехала к нам в клинику. И Волошин, и Сурков, и все: я не мог просто в это время ходить, но уже было понятно, что мы вот здесь все вместе создали такой интеллектуальный штаб. Мы очень хорошо понимали, что тот, кто победит на парламентских выборах, победит и на президентских – все, расчищаем всю поляну. И Путин очень грамотно себя повел. Он не вмешивался вообще в процесс. Как в свое время повел себя Ельцин, на выборах 96 года: он просто делал то, что ему предлагали делать. То есть он (Ельцин. –М.Г.) выбрал людей, которым он поверил, а потом уже следовал их советам. Ну, конечно корректировал, безусловно. А Путин вообще ничего не корректировал. Просто мы шли своим путем, и он очень твердо придерживался наших рекомендаций. Собственно, их особенно и не было, этих рекомендаций. Быть таким простым рубахой-парнем. И, ну вы помните, мы устроили эту войну телевизионную, когда Сережа Доренко, как он потом сказал, «я выпустил тринадцать серебряных пуль – тринадцать программ телевизионных, чтобы поразить оборотня». Как вы знаете, оборотня убивают сереб… в него стреляют серебряными пулями. Оборотень – это Лужков, Примаков.
М.Г.: А серебряные пули – это программы о бедре Примакова или о том, что Лужков похож на Муссолини?Б.Б.: Ну, конечно, мы их растерзали, это правда. Растерзали, могу заметить, без угроз прокурора, без высылки за границу, без танков на улице. Правда, была параллельная история, значение которой я действительно понял позже. Я имею в виду взрывы домов в Москве и чеченскую войну вторую, которая, безусловно, имела свое значение. Но я еще раз говорю, и уже много раз говорил, я считаю, что она не имела кардинального значения для того, чтобы избрать Путина.
В России избирают не человека, а кресло. И как только Путина посадили в кресло премьер-министра – и это было до него и с Кириенко, и с Примаковым, и со Степашиным, – рейтинг буквально за две недели вырастал до 30-40%. И не важно, что его сажал нелюбимый в народе Ельцин, это не имеет значения. Вот царь посадил в кресло – все! Русский народ идет за ним.Продолжение ...
Источники материала
Есть что сообщить по данной теме? Свяжитесь с редакцией hello@moment-istini.com
Приемная редакции «Момент Истины» работает 24/7
Написать письмо
Колумнисты
Сейчас читают

Новости