Как отличница, артистка, красавица Алла Сапрыкина стала мусульманкой Аминат Курбановой и почему с поясом шахида вошла в дом шейха Саида Афанди Чиркейского и нажала кнопку взрывателя
Убийство одного из самых авторитетных в Дагестане шейхов — Саида Афанди Чиркейского — породило массу конспиративных теорий и страхов. И один из них кажется вполне реальным — новая война с участием федеральных сил.
О 30-летней Аминат Курбановой, в прошлой жизни — Алле Сапрыкиной, которая с поясом шахида вошла в дом шейха, сейчас здесь говорят все. Я встречалась с людьми, которые ее знали, работали вместе с ней в Республиканском русском драматическом театре им. Горького в Махачкале. О ней рассказывают: перфекционистка, отличница, и в школе, и в институте. Упертая. Сценой она увлеклась еще во время учебы на актерском отделении факультета культуры Дагестанского университета — играла в дипломном спектакле, поставленном по испанской пьесе Хосе Алонсо де Сантоса «Отправиться к маврам». Играла бесшабашную, непутевую женщину, брошенную друзьями, которых она в прошлом поддерживала. В начале 2000-х годов она поступила в Русский театр в Махачкале.
Что же касается ее личной жизни, то люди, которые с ней учились и работали, кроме ее первого мужа Марата Курбанова, о других ее замужествах, о которых сейчас сообщают спецслужбы** По распространенной в прессе информации, у Аминат Курбановой было четверо мужей, трое из них убиты в ходе спецопераций., ничего не знают. Так что, может быть, это «утка». Марат Курбанов тоже был артистом, но играл в лакском театре, который находится в том же помещении, что и Русский театр.
Я всегда считала, что актерское отделение, знакомство с мировой культурой — это прививка от мракобесия и фанатизма. Оказалось, что это не так. На моих глазах ушла в религию моя коллега-журналистка, которая когда-то красила ногти черным лаком, тусовалась с сатанистами, потом влюбилась и ушла в салафизм. Сейчас она ходит в хиджабе, ездит на хадж, к счастью, пока еще не взрывается. Так же ушла в религию и сокурсница Амины Диана по прозвищу Покемон.
Почему сама Аминат ушла в религию — неизвестно. Мне рассказывали, что около четырех лет назад она написала заявление об уходе и уволилась из театра. Я спрашивала у ее сокурсников и коллег: «Вы верите, что Аминат пошла взрываться?» (то есть стала шахидкой. — The New Times). Одни говорят «да», другие — «нет».
Есть и третья версия: после убийства ее первого мужа вроде бы к ней пришли фээсбэшники и предложили, чтобы она спряталась на какое-то время. Потом ее объявили в розыск, развесили фотографии и она как бы перешла на нелегальное положение, поэтому-де у нее не было другого выхода, как стать шахидкой. Я в эту версию не верю, потому что наши салафиты чуть что — тут же обращаются в правозащитные организации или к журналистам. Единственный способ выпутаться из ситуации, когда ФСБ тебя прижимает к ногтю, — предать эту историю гласности.
Те, кто видел Аминат после гибели ее первого мужа, рассказывают, что она ходила в черном хиджабе и перчатках. Так одеваются последовательницы радикального салафизма. Людей, которые пришли выразить ей соболезнования, она встречала сухо: «Я понимаю, зачем вы пришли — на меня поглазеть». Говорят, что у нее есть дочь от первого брака…
С 2000 года я наблюдаю, как в Дагестане нарастает эскалация религиозного безумия. Я это ощущаю и по газетам. Замечательная газета «Черновик», которую мы делали как свободную площадку для разных мнений, сейчас по сути превратилась в рупор подполья.Что касается погибшего шейха Саида Афанди Чиркейского, то могу сказать, что его мюриды (последователи) его обожествляли. Они пили воду после его омовения. Они рассказывали, что он по ночам летает в Мекку на крылатом коне.
Войны в Дагестане хотят многие. Считается, что война может быть выгодна федералам, которые много зарабатывают на зачистках, войны могут хотеть люди, которые борются за установление Имарата Кавказ. Война в Дагестане многим выгодна.
Почему я не уезжаю, ведь я русская? У меня старенькие родители, и я не могу их оставить. Я русская, но замужем за аварцем. В этом городе жили пять поколений моих предков. Меня иногда охватывает злость: почему я должна отсюда уезжать? Но предчувствие войны висит в воздухе. И с этим приходится жить…

Ожидание войны Исрапил Шавхалов,главный редактор Первого кавказского независимого журнала «Дош», Грозный:
Я на днях вернулся из Дагестана. Ситуация там стопроцентно напоминает ту, которая была в Чечне в 1994 году, перед вводом российских войск в республику. Многие там думают о том, как бы быстрее уехать, увезти детей. Многие говорят, что в октябре–ноябре начнется война, ждут, что в Дагестан войдут федеральные войска: гражданская война там идет уже давно. И это стало уже частью обыденной жизни: на одной улице идет спецоперация — люди в камуфляже, стрельба. На другой — играют свадьбу. То же самое я видел перед началом первой чеченской войны в Грозном. В Дагестане я спрашивал людей: «Почему вы так уверены, что будет война?» Они отвечали: «Война уже идет. Убивают милиционеров и сотрудников спецслужб, а они убивают и насилуют тех, кого подозревают в причастности к так называемому ваххабистскому подполью». Люди говорят, что милиционеры похищают невиновных, и многие, опасаясь, что их постигнет участь соседей, бегут в лес. Молодые люди боятся ходить в мечеть, потому что там работают сотрудники спецслужб, которые, как здесь уверены, берут на заметку всех, кто приходит молиться.
Говорят, что шейх Саид Афанди Чиркейский, которого взорвала террористка-смертница, благословил Путина на новый срок. Его в Дагестане считают близким к власти человеком. У него очень много сторонников — более 50 тыс. мюридов. Шейх всегда выступал против насилия, против войны, против радикального ислама. Он был одним из авторитетных и уважаемых лидеров на Северном Кавказе. На его похоронах собралось несколько десятков тысяч человек. Когда я расспрашивал про смертницу, которая взорвалась в доме шейха, местные удивлялись: как ей удалось совершить этот теракт? Ведь она уже была в разработке правоохранителей. (По информации The New Times, фотография Аминат Курбановой была вывешена на доске «Их разыскивает полиция».) В Дагестане не доверяют спецслужбам и считают, что они могли использовать Курбанову в своих целях. Известно, что шейх Саид Афанди Чиркейский почти добился примирения между сторонниками тарикатского (суфийского) и салафитского течений в исламе. Теперь говорят, что мирный процесс будет сорван: «Его убили, чтобы развязать войну».
Светлана Исаева,правозащитник, глава организации «Матери Дагестана за права человека», Махачкала:
То, что у нас здесь происходит, можно охарактеризовать одним словом — катастрофа: сын принимает участие в убийстве отца — сотрудника правоохранительных органов, террористка-смертница взрывает себя в доме уважаемого в республике человека!
Я не знаю, откуда берутся эти шахидки. Кто-то говорит, что это протест против того беспредела, который творят в Дагестане люди в погонах. Я отслеживаю ситуацию с похищениями и убийствами людей в Дагестане с 2007 года и могу сказать, что случаи насилия не уменьшаются: только за шесть месяцев этого года нам известно о 50 похищениях. Десять из этих похищенных были найдены в ИВС и СИЗО, и они под пытками дали нужные показания. Кто-то был найден сожженным в машине, а милиционеры объявили, что погибшие подорвались на взрывчатке. Я знаю один случай, когда парень-таксист выехал на работу, два дня его не могли найти. На третий день его нашли сгоревшим в собственном автомобиле. И это была месть сотрудников правоохранительных органов за убийство одного из них. Впрочем, людей, как правило, похищают «неустановленные лица в камуфляже». Мы не можем сказать, из каких они структур — они не представляются: в масках и камуфляже.
15 декабря 2010 г. Шейх Саид Афанди на съезде народов Дагестана
Кому мешал шейх Афанди Григорий Шведов,главный редактор портала «Кавказский Узел», Москва
Кем был убитый шейх Саид Афанди для Дагестана? Его называют одной из самых влиятельных фигур в Дагестане: на кого распространялось это влияние?
В мусульманской культуре шейхи бывают очень и очень разные: шейх Афанди был духовным учителем, причем учителем в таком вполне индийском смысле этого слова — гуру, ученики которого верят, что он способен исцелять людей и творить чудеса. Он не занимался политикой и бизнесом сам, но среди его учеников было немало влиятельных политиков и бизнесменов. В том числе и таких, которые конвертировали близость к знаменитому наставнику в коммерческие и аппаратные преимущества — такой дополнительный институт, не отменяющий традиционные взятки и куначество, но именно дополняющий их. Духовное управление мусульман (ДУМ) Дагестана состоит по преимуществу из учеников Саида Афанди; а ДУМ Дагестана — как большинства других регионов России — это практически бездонная кормушка для такого абсолютно криминального бизнеса, как распределение квот на хадж. Хадж — это проблема: мусульман, желающих поехать на хадж, гораздо больше, чем мест, которые предоставляет Саудовская Аравия паломникам из России. Многие люди записываются на хадж в других регионах и платят невероятные взятки посредникам — туристическим компаниям.
Естественно, покойный шейх не касался этих денег. Но обратите внимание на судьбу двух чиновников от ислама в Татарстане — муфтия Илдуса Файзова и Валиуллы Якупова, покушение на которых в июле многие связывали с распределением квот на хадж.
Почему его убийство некоторые назвали ударом по традиционному исламу, а некоторые — попыткой сорвать диалог между сторонниками суфизма и салафитами?
Немного предыстории. Рубежом в развитии религиозного конфликта в Дагестане и на Северном Кавказе в целом стало принятие в сентябре 1999 года закона «О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». После этого салафиты оказались вне закона — и благодаря неумным действиям властей ключевую роль в расколе уммы на протяжении 15 лет играло Духовное управление мусульман. Во всех северокавказских республиках официальный ислам генерировал «списки ваххабитов» — людей, о которых было известно лишь то, что они несколько иначе молятся и следуют несколько иным канонам — и людей этих задерживали, пытали, похищали, убивали.
В Чечне эти списки ведутся до сих пор, а салафиты остаются вне закона. Что же касается Дагестана, то здесь давно предпринимаются попытки легитимизации салафизма, признания его как нормы. Когда бывший президент Дагестана Муху Алиев произнес в интервью революционные слова «мирные салафиты» — я процитировал их на одной конференции в Вашингтоне, и это казалось сенсацией: в Вашингтоне считали, что все «ваххабиты» — террористы. Так что робкий, вялый, но тем не менее диалог между сторонниками тариката (cуфийского пути. — The New Times) и салафитами в Дагестане намечался давно. Но после того как новый глава Дагестана провел Третий съезд народов Дагестана (еще в 2010 году), стало очевидно, что региональные власти готовы распознавать разный ислам и сотрудничать с салафитами. В июне 2011 года в Махачкале прошло не вполне удачное заседание Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека, посвященное как раз диалогу, которое вывело тему диалога с салафитами на федеральный уровень. И конечно, очень заметную роль в этом процессе сыграл проект члена Общественной палаты РФ Максима Шевченко «Мир Кавказу», который реализовывался во всех республиках региона, но именно в Дагестане на публичных встречах в рамках проекта довольно часто оказывалось, что мнение салафитов среди аудитории доминирующее. Сейчас мне понятно, что это было санкционировано Кремлем, администрацией президента Медведева. Ну и, конечно, ФСБ конкретно, видимо, Национальным антитеррористическим комитетом. Отсюда и возник проект, который реализовывался под шапкой Общественной палаты. Ключевую роль в нем играло Духовное управление мусульман.
А какова была роль убитого шейха в этом процессе?
От его имени, конечно, очень многие выступали и выступают, но он все-таки духовный наставник, а не персона, которая занимается такими тактическими вопросами. Но он был той фигурой, яркая позиция которой «против» диалога просто не дала бы такому диалогу состояться. Его убийство не обезглавило процесс, но нанесло по нему удар. Потому что в случае такого убийства очень быстро указывают на виновных. А кто убил? Террористы. А террористы — это кто в обыденном сознании? А опять «ваххабисты». Потому что даже внутри Северного Кавказа позиция «мочить в сортире» по-прежнему очень популярна.
После теракта в доме шейха президент Дагестана Магомедсалам Магомедов заявил о создании вооруженного ополчения, которое будет бороться с террористами. Это не приведет к гражданской войне в республике?
Это общее для региона в целом — создание таких общественных промилитаристских групп. Конечно, сразу вспоминаем выступление краснодарского губернатора Ткачева о казачьих бригадах, которое лишь увенчало процесс, уже давно идущий в Краснодарском крае — и закон там есть, легитимизирующий патрулирование общественных мест казаками. Конечно, Ткачев здесь следовал примеру Чечни, то есть кадыровских военных образований. Так что здесь заявление о создании таких групп — уже, кстати, не первое — имеет отношение к общему тренду и глубокую подоплеку. А эта подоплека заключается в том, что власть понимает, насколько она уязвима. Власть — как она сложилась — строится на принципе подавления всего независимого. Все независимое должно быть интегрировано во власть. Например, сейчас по всему Северному Кавказу под крышу власти очень активно затаскивают влиятельных блогеров, у которых есть много подписчиков, френдов. Ты можешь запугивать, если люди понимают, что ты как власть являешься основным источником опасности. Но тут появляется другой источник опасности — какие-то виртуально существующие, но тем не менее действующие в офлайне шариатские суды. Либо ты можешь покупать лояльность, но в ее цену включена и безопасность тоже. А вот безопасность эта власть предоставить не может. На Кавказе идет гражданская война, и в Дагестане, в частности, уже давно опробована тактика расстрела не только чиновников, но и членов их семей. Поэтому эти отряды самообороны, по идее, призваны показать тем, кого власть собирается интегрировать внутрь себя, что она сможет их защитить. Хотя по факту, это, конечно, не самооборона, а нападение — такие отряды эффективны только в случае превентивных действий, да и неизвестно, на чьей стороне они выступят в случае обострения конфликта.Во всех северокавказских республиках официальный ислам генерировал «списки ваххабитов» — людей, о которых было известно лишь то, что они несколько иначе молятся и следуют несколько иным канонам, — и людей этих задерживали, пытали, похищали, убивали
председатель Исламского комитета России:«Это уже опробованная технология»
Кавказ всегда был лабораторией российской политики. Перевыборы Ельцина в 1996 году — следом Хасавюрт* * В августе 1996 г. в этом городе тогда глава Совета безопасности РФ генерал Александр Лебедь и президент Ичкерии Аслан Масхадов подписали соглашение, которое положило конец первой чеченской войне.. Приход Путина — начало второй чеченской войны. Изменение порядка назначения губернаторов — после Беслана. И главная забота власти сегодня, во-первых, расколоть северокавказское общество, противопоставить салафитов и суфиев. Напомню, что убитый шейх был сторонником диалога и примирения между ними. А вторая задача — оторвать северокавказскую оппозицию от общероссийской. В связи с этим был убит Камалов, главный редактор оппозиционной газеты «Черновик» — он был значимой фигурой для Дагестана и одновременно имел выход на московский либеральный протест. А когда устраняется фигура такого калибра, то заранее предполагается, что на это место встанут личности, которые будут осуществлять прописанный силовиками сценарий. Это уже отработанная, опробованная технология.
Оригинал материала: «The New Times»